Схимонахиня Сепфора

Это случилось в тысяча девятьсот девяносто седьмом году, тринадцатого мая.

Она была, замужней женщиной. Жила замужней жизнью, и, имела четверых детей. Но, уже тогда, проявлялось ее христианское устроение души, ее любовь к Богу, к богомолью. Известно, она делилась своими воспоминаниями, что перед, или, во время Великого поста ….. А, если весна была ранней, и, до посевных работ, еще оставалось еще какое-то время, они ходили на богомолье в Дивеево. Они жили в местечке Глухово, Тамбовской губернии. И, она рассказывала, сколько времени это путешествие, это паломничество занимало: шесть дней туда, шесть дней обратно. И, несколько дней в монастыре: поисповедоваться, причаститься. Известно, что даже тогда, когда она была … вела мирской образ жизни, уже было … имела подвиг воздержания. Она, например, готовила мясную пищу, на всю большую семью, а, сама, часто, не садилась за стол, из-за воздержания.

А, когда у нее спрашивали: «А ты садись за стол?!». Она говорила: «Я уже поела». То, есть, с детства, приучала себя к посту. Хотя, жизнь была многотрудной, семья была большая. Но, Господь за веру, и, за любовь к церкви, наградил эту семью и земной, и благополучием. Они, в то время, относились к «середнякам». Но, случилось время коллективизации, и, случилось, однажды, большое горе, большая беда. Тесть, не за долго, до революции, буквально, накануне, построил новый сруб для их семьи. Они даже не успели въехать в новый дом. Пришли, революционно настроенные, люди, и, буквально, дом, новый дом, новый сруб, раскатали на бревна. А, большую семью: она, муж и четверо детей, буквально, выбросили на улицу. И, что же случилось с ними? Все боялись приютить их, чтобы с ними не случилось такой же беды, как и с ними. Поскольку, они, как бы, приютили «врагов народа». И, их, на краю села, приютила одна женщина, которую все в деревне, не любили, за злой характер. А, приютила их, именно, она. Почему? Потому, что, Дарья – так звали схимонахиню Сепфору в миру, - когда они жили благополучной жизнью, она, в тайне, помогала ей новоиспеченным хлебом, и, приносила ей крынку молока. Потому, что, старушка-то, жила бедно. И, вот, она, помня эту любовь, и, помня участие к себе, она принимает эту семью. Жили в тяжелейших условиях. Потом – революция. Потом – война. Потом – голод, холод. Многочисленные заботы по обеспечению, о детях. Муж на войне. Эвакуация. Переезд из одного города в другой. Но, никогда она не оставляла молитву.

Она, часто, ездила на паломничества, в Троице-Сергиеву Лавру. И, там, в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, когда дети уже выросли, четверо дочерей, вышли замуж, определились, она была пострижена в монашество, с именем – Досифея. И, жила в городе Киреевске, так, что, даже, соседи не знали, о ее монашеском постриге. Они, так, продолжали звать ее: «Бабушка Даша». Она любила церковь, простаивала в ней долгие часы. Но, потом, в иней открылись духовные дарования, за молитву, за любовь, за смирение, за любовь к церкви. Так, что, в ней открылись – дар молитвы, дар любви, и, дар прозорливости. К ней начали ездить оптинские братья, познакомились с ней. И, в разговорах, в советах, в недоуменных вопросах, они, вдруг, стали чувствовать, что, человек, которых ни разу не жил в монастыре, тем, более, в мужском монастыре, вдруг, говорит такие вещи, которые должен знать, казалось бы, специалист. Тот человек, который, непосредственно, должен жить этой жизнью.

Удивительный был случай, когда за ней приехал, из этого монастыря, в который она, потом, переехала, переехала в Клыков. Приехал отец Михаил, и, сказал, что он из Клыково. И, она очень обрадовалась, и, буквально. Пришла в восторг. Потому, что, накануне, она молилась: «Неужели, она – монахиня, вот так, окончит свою жизнь в миру, в мирской обстановке?». И, ей, было открыто Матерью Божьей: «Ты не волнуйся. Не переживай. Отцы сами, за тобой, приедут. И, ты, переедешь в местечко, под названием Клыково. Они сами, за тобой, приедут». Так и случилось. В девяносто девять лет, она переезжает в местечко Клыково, только вновь, только недавно открывшиеся архиерейское подворье, еще, тогда, даже, - не монастырь. С разрушенным храмом, в котором хранились аммиачные удобрения. Ничего не напоминало … ничего не предвещало будущего рассвета монастыря. А, домик, который построили, буквально, был четыре на четыре, малюсенький, это, почти…. Маленький, чуть-чуть, побольше маленькой избушки. Как же она радовалась, когда она переехала в этот, новосрубленный дом. Это было воспоминанием о том дому, который поострили для нее, для нее и ее семьи до революции. И, в котором, она не смогла, так, и, пожить. Господь, на девяносто девятом году, утешил эту старицу, когда поселилась она в новом доме.

И, начались, удивительные события.
Она, ежедневно, посещала службу. Храм … был фанерный иконостас. Поскольку, свода храма были не укреплены, то, часто, осколки … то, часто, куски штукатурки, и, кирпичи, сваливались, буквально, на головы молящихся. Было в храме жутко холодно, потому, что тогда еще не было в храме отопления. И, она, не пропускала ни одной службы. Братья, перед тем, или, другим, делом, спрашивали, всегда, у нее благословления. Особенно, была огромная проблема с материалами, со стройматериалами, с техникой, с финансами. И, как только, матушка появилась в этой обители, - дела пошли, совсем, иначе. У братьев, даже, не было машины, добираться до Москвы, к своим помощникам, к благодетелям, доброходам.

И, вот, однажды, приходит отец Михаил к матушке Сепфоре, и, говорит: «Матушка, ты знаешь, нашелся один благодетель». А, она и говорит: «Да, да. Он вам, еще, и, машину подарит». Случилось и такое. Он сказал, что: «Когда придет новая партия машин, тогда, из них, я, вам, постараюсь, одну выделить». Отец Михаил приходит за благословлением, и, говорит: «А, как, из этого количества машин выбрать? Потому, что, сейчас, настолько слабая и некачественная техника, чтобы, потом, еще, и с ней-то, не мучиться?!». И, матушка, прозорливо, сказала: «А, ваше – будет помечено! А, помечено – ангельским числом». Когда они приехали на завод, который выпускает машины, им дали, для выбора, двадцать или тридцать машин. Они, сели в одну, завели движок, что-то не нравится … завели другой, третий, четвертый … ну, все, совершенно, уже … показывало качество, даже, по звуку. Потому, что они поехали на этот завод, поехали со специалистом. И, вдруг, старец смотрит, в стороне осталась, одна стоит, вся, очень грязная, какая-то машина … на которой … а, даже, со спущенным колесом. Они подходят к машине, и, на машине видят крестик. Они садятся внутрь, заводят движок, и, слышат, что она работает, как часики. А, когда они открыли капот, и, посмотрели выбитый номер на двигателе, то, его число состояло из шести цифр: три, три, три, сто сорок четыре. Три цифры – в честь святой Троицы, а последние цифры – сто сорок четыре, это – цифры апокалипсиса. Те, избранные, сто сорок четыре тысячи, которые войдут в рай с Богом. И, вот, потом, эта машина, долгое-долгое время служила этой святой обители. Сбылись слова матушки: «А, ваша машина, она будет помечена».

Когда матушка, из города Киреева, Тульской области, переехала в Клыков, под Оптину пустынь, то, многие священники и паломники, монастырей Оптиной пустыни, стали ехать к ней за советом. И, каждый, получал свое. И, на, те вопросы, которые задавались ей, она давала, совершенно разные, ответы, исполненные благодатью святого духа. Так, что, многие люди, которые посещали ее, священную келью, говорили, потом, в последствие, что: « Вот, приходишь к ней – ощипанным куренком, а выходишь от нее – белым лебедем». Радость передавалась, и, благодать, святага духа, реально, передавалась от этого человека. Но, у нее, часто, была, и, общая присказка, которой она встречала людей, и, которую, я, не раз, слышал. Она говорила: «А, вы, следите за своими зверями?». Я, думаю: «За какими зверями?». – «Ну, как же … », - говорит, - « … за своими ястребами, за своими зайцами, следите ли за драконом, и, за граблями?». И, тогда, я, спрашиваю у нее: «Матушка, а, как это понять?». – «Да, вот, так!», говорит, - « … ястребы – это наши глаза. Везде летают, и туда, и сюда. И, то, что, смотрят, и, что надо, и, что не надо. И, за граблями своими смотрите! А, грабли – это руки. Чего не клал – того, и, не бери! И, за своим драконом следи! А, дракон – это сердце. Так, разбушуется, что, порой, его, и, не остановишь. И, за зайцами, за своими, следите!». – «Матушка, а, зайцы-то, кто такие?». – «Зайцы - это ноги ваши! Везде бегают, куда не надо. Мы вышли из церкви … вышли … Вышли за порог, а, у нас – семь дорог. А, у нас, должна быть, одна дорога – к Богу!». «так, что», - она говорила, - «Так, что, за своим зверинцем, следите!».

Однажды, я задал ей вопрос про гордость. Как с ней бороться? И, что, в этом состоянии, чувствуешь, что Господь отступает, в этом состоянии, когда ты гордишься. И, тогда она говорила: «Да, действительно. В «Писании», что сказано? – «Бог, гордым, противится, а, смиренным – дает благодать!». И, рассказала, такую, историю-притчу. «Вот, была … «, говорит, - « …. одна, в деревне. Была снохой. Все ее любили, и, все время ее заставляли делать все работу, за них. Так, что, она, с утра до ночи, крутилась. Потому, что, она была младшей в семье, младшей снохой в семье. Однажды, все пошли в церковь, а, ее оставили готовить обед, убираться в доме, чтобы, придя их храма, все уже было готово, все сделано, все прибрано. А, по дороге из храме, хотели над ней пошутить. «Давай …», - говорит, - « … она просфирочки любит». И, когда речку переходили, взяли три камешка, и, завернули в платок. Завернули в платок. Приходят домой, и, говорят: «Авдотья, мы из храма вернулись, и, тебе, просфирочки принесли». А, камни, были завернуты в платок. И, подали ей. Она, встала перед иконами, перекрестилась, помолилась, прочитала молитву «Отче, наш». Раскрывает этот платок, а, там, лежат три просфирки. Не три камня, а, три просфоры. Она перекрестилась, и, говорит: «Мне, одной, есть, как-то, неудобно. А, вы-то, как, уже, сегодня, просфорочки ели?». А, они про себя ухмыляются: «Какие там просфорочки? Там, же, камни!». А, когда подошли … вернее, когда увидели, что она что-то жует, подошли, посмотрели, а, там, осталось еще две просфоры. И, они, бух, к ней, в ноги: «Прости! Прости!». И. рассказали все, что было. А, та, даже поверить во все это не могла. Только плакала и плакала, от радости».

Вот, так, рассказывает матушка Сепфора: «Бог, гордым, противится, а, смиренным – дает благодать!».

Еще, у матушки Сепфоры, был такой обычай. У нее стояли, такие, маленькие посошочки, маленькие палочки, на которые она, когда молилась, опиралась. Потому, что, она и ходила в храм, опираясь на эту палочку. И, часто, люди, которые приходили к ней, она, любовно, стучала, иногда, по спине, по рукам, по ногам, как бы, отгоняя, тех, нечистых духов, которые есть в каждом из нас. А, потом, когда она дотрагивалась до сердца, этим, концом палочки. И, говорила, такие слова, постукивая по сердцу, что это, как бы, вошло и запомнилось, говорила: «Всели в меня, Господи, корень благой, страх твой, в сердце мое!».

«Всели, Господи, корень благой, страх твой, в сердце мое!». И, часто, это повторяла, показывая, что, действительно, страх Божий – это начало премудрости. Об этом сказал еще, преподобный, и, премудрый Соломон. Что, когда есть у человека страх Божий, есть память у него о Боге, тогда это и является, корнем благим, фундаментом, всей духовной жизни. И, очень часто, повторяла это, в назидание, всем нам.

Говорится, в жизни святых людей, что те люди, которые наделены от Бога особой благодатью, которые дышат Богом, в сердце – веселящихся, и, в лице – цветет. И, вот эта, веселость сердца – это признак божественной благодати. И, о ней, рассказывают, тоже, такую, забавную, историю. Ей было уже лет семьдесят пять, и, она, вдруг, своей келейнице говорит: «Ты знаешь, давай поедем на богомолье в Киев». А, она говорит: «Матушка, да, дорога длинная, тебе будет тяжело». – «Да, нет», - говорит. «Я …, - говорит, - « … когда-то, давным-давно, там было. Давай, сейчас, съездим, помолимся». Тогда келейница предложила, что: «Дорога дальняя. А, может быть, на самолете полетим. Она говорит: «Ну, давай, на самолете». Приехали в Москву, взяли, купили билет на самолет, прошли регистрацию, контроль. Завели в самолет. И, стюардесса … а, матушка, впервые, летела на самолете. И, стюардесса, проходя, говорила: «Бабушка, а, вы, здесь, это … ремни-то, пристегните. Сейчас взлет будет». Она, тогда и говорит: «Милая, а, тут, зачем пристегиваться-то? Это же – не машина». А, она говорит: «Это – не машина. Но, когда взлетать будем, - тут тоже трясет. Потому, что, всякие бывают, воздушные ямы». И, тогда, матушка говорит: «А, что? У вас, здесь, дороги, тоже, не ремонтируют?». Вот, так, она, с таким духовным юмором, даже в семьдесят пять лет, казалось бы, казалось бы …. Но, благодать святого духа. Вот, такое … Радость на сердце, она делилась и с людьми, поддерживала их, в их повседневной работе, в их повседневном послушании.

Матушка, по своей природе, такой, телесной, она, в какое-то время, абсолютно ослепла. Но, многие замечали, многие замечали, что она, даже, не смотря на свою физическую слепоту, - многие вещи видела. И, тот юмор, о котором я сказал, который присущ святым людям, благодатной жизни … Я, еще вспоминаю, конкретный случай. Почти редко, у кого сохранились записи личной беседы с этой великой старицей. У меня эти записи были. Я, как-то, первый раз дерзнул на это, - взять с собой магнитофон, зная, что от нас уходят эти святые люди, что необходим их голос, их подлинные слова, чтобы они остались для памяти, в записи, всем нам. И, однажды, я приехал в Киреевск, когда она еще не переехала в Клыково. Достал магнитофон. А, это время … И, я уже, рассказывал…. А, к этому времени, она уже была слепой. Я, достал магнитофон, держу в руках. И, когда я задал первый вопрос, я включил, включил магнитофон, почти, почти, бесшумно, и, матушка, посмотрела, ровно, мне в глаза, потом посмотрела на магнитофон. Хотя, она не знала, в какой руке он: в правой или в левой. Она, посмотрела, ровно, на него, и, улыбаясь, говорит …. Не, не улыбаясь, я вспоминаю. А, строго, говорит: «А, это –что?». Я ей говорю: «Матушка, надо!». Она говорит: «Надо?». Я говорю: «Да». И, она говорит: «Ну, ладно». И, откуда, она в девяносто пятилетнем возрасте, знать, что существует такая техника. По существу, это портативные магнитофоны. Что это, за щелчок магнитофона, щелчок техники? Мало ли? Может быть, я, на стуле, каким-то образом, неудачно повернулся? То, есть, вот такие … Из, таких, вот, мелочей, складывалось ее прозорливое видение жизни.

Мало того, что, однажды, даже, за несколько лет до перевода меня сюда, в Москву, на подворье, она это прозорливо предсказал. Она мне, однажды, говорит: «Ты знаешь, ты, когда войдешь, то, одна, - вот так вот сделает». И, посмотрела своими слепыми глазами, мне, в зрачки. Я, тогда пришел в ужас. Ну, почему ни в лоб, ни на уха, ни на нос? А, она мне говорит: «Ты войдешь, а одна – вот, так, вот, уставится». И, говорит мне: «А, ты, сделай так. Ты, посмотри на нее, и, седлай, так: «Ну? Что?». Я, тогда, ничего не понял. Прошло два года, и, тогда я понял, как она, намеком, предсказала, как надо вести себя с теми людьми, которые ведут себя не правильно. А, что, что она посмотрела ровно в глаза, свидетельствует о глубоком, глубоком, духовном, ее, жизни и уровне. Что, окажутся и, у Бога, и, слепые лучше и зрячее зрячих.

Многие паломники вспоминают свои встречи с матушкой. Когда часто, приходили к ней со своими скорбями, и, недоуменными вопросами. То, многим, она, еще, говорила, такую присказку: «Молись, да, трудись. Да, на Бога, положись. Придет отрада, и, управит все, как надо».

Мы часто спрашивали: «Матушка, ну, а как ты, знаешь все вопросы, которые мы задаем. С такими, как бы, подробностями?». Действительно, она говорила не много, но, говорила в самую точку. И, она, часто, с нами, в беседах, говорила вот такие слова: « Я от тебя ничего не возьму. Я – неграмотная старушка. А, то, что мне Господь кладет на сердце, то, я и говорю, для каждого человека. Я – только пластилин, в руках божьих». Вот, так, смиренно, думали. И, именно, не говорили, а, думали о себе все великие люди. «Я …», - говорит, - « …. Только, полагаюсь на волю божью. Я – пластилин в руках божьих».

Однажды, я сам задал вопрос матушке: «Матушка, а как молиться за родных, близких, за знакомых людей, которые подвержены недугу – пьянству?». И, тогда она говорила: «Молиться-то, можно. Но, надо, чтобы и сам, человек, хоть, немножко, веровал». А, я говорю: «А, если, они слабой веры». – «А, вот, если, - слабой веры, то, за такого человека, очень тяжело молиться. Потому, что, сам, он – не хочет. Но, молиться, все рано, надо. И, призвать угодников божьих: и, Ивана Милостивого, и Филарета Милостивого, и, Вонифатия, и, Трифона. А, какой, великий угодник божий – Святитель Николай. Всем им, молиться надо. Мы, без угодников божьих, никуда. Уж, какой-нибудь угодник божий, да, поможет. А, ты, знаешь, батюшка, как раньше, на свадьбе, пили? Свадьбу, когда справляли, так, уж, над каждым стаканом крестились, а, уж, потом, только, выпивали. А, сейчас, - не так. Тогда, люди ….. Страх божий был. И, каждую рюмку, - задумывались: какая лишняя, а, какая – нет. А, сейчас, - уж, не так. Только дорвались, - и пошло, поехало. Но, угодников божьих, призывай и молись им, как бы тяжело не было».

Иногда, спрашивают, а какой матушка была, чисто, внешне? Ну, это, уже был, довольно, пожилой человек, со строгим лицом. Вся высохшая, сухенькая старушка. И, что поражало в ней? Поражало в ней: немногословность, краткость. Причем, чувствовалась в ней – не женская мужественность, я бы так сказал. То, есть, она говорила, строго, низким голосом. А, когда она стояла на службе, в те моменты богослужения, когда, казалось бы, можно было сидеть, она все службы выстаивала. И, часто, можно было наблюдать, как она, иногда, шептала, и, палочкой, посохом, палочкой, на которую она опиралась, постукивала себя по ногам, и, говорила: «Стойте, стойте, стойте!». То, есть, своим ногам. Потому, что, очень ревностно она относилась к богослужению. А, перед тем, как она причащалась, она, конечно, строго постилась. Это …. Для нас, сейчас, конечно, такие вещи … очень сложные, но …. Просфора и вода … И, самое главное, что не только до причастия, но, и после причастия. И, у нее, конечно, было такое устроение. И, она говорила: «Как много мы, потом, теряем, вот, этой не строгости, после святого причащения. Потому, что, все, потом, начинают и объедаться, и, обпиваться, и, за собой не следят. И, получается так, - то, что получили, то, сразу, это – растеряли. А, надо, это, хранить в своем сердце, чтобы не растерять».

Однажды, я спросил у матушки: «Матушка, а, какая, самая главная христианская добродетель?». И, она говорит: «Ну, как тебе сказать? Это, предать всего себя Богу. Вот, пришел кто к тебе, и, попросил чего, - а, ты, - не дал. Это – грех. Предать всего себя Богу. Ты, так не сможешь. И, я – не смогу. Вот, однажды, в монастыре, случай такой был. Переносили мощи. И, идет, какой-то старичок, старенький монах, а, у него, вся ряса - рваная. Он подходит к другому священнику и говорит: «Я бы тоже пошел, да, не в чем». А, этот и говорит: «На, тебе, мою рясу, а, здесь останусь, в церкви, - убираться буду». Старичок пошел. Так, туда, там, где мощи переносили, в этой, рясе, новенькой, так, сказать, в священника. А, этот, остался. Прибегают к нему и говорят: «Срочно иди. Тебя в храм зовут. Потому, что ты за мощами прибирался, и, лучше тебя этого, никто не сделает». А, он, тогда, и, говорит: «А, как же я пойду? Смотри, вон, на мне, подрясник, какой, весь рваный». – «Быстрее беги, там, начальство какое-то, в храм приехало». Ну, он, и в храм, и, побежал», - рассказывает матушка. – «В храм бежал, а на него все кричат: «Ты чего, в храм, так вырядился?!». – а, он и говорит: «Братья, простите меня. Ну, быстро собирался, поэтому, вот, в таком виде». А, все, на него, ругаются: «А, ты что так, вырядился?!». А, он думал, что он в подряснике, в рваном, а, он оказался в рясе из самого лучшего материала. Так, что лучше был всех священников, даже тех, кто был начальственных должностей». Вот, так рассказала матушка. Вот, так, Господь, Господь, покрывает человека за доброе дело. Он для людей … Он, сам по себе, весь, в лохмотьях, в рваном подряснике, а, у Бога он – в лучшей ризе. «Вот …», - говорит она, - « …. Правда-то, какая. Предать себя всего Богу. А, человек не может, чтобы себя-то раздеть. Вот, к чему в жизни, мы должны стремиться. Вот, такая, божья, правда». «Вот, так, Господь испытывает нас», - сказал матушка. «Вот, что, шел старичок, и, шел, ну, попросили, и, попросил. А, это не старичок был, а, сам Господь. Вот, и, теперь, подумай. А, ты бы, смог бы, так? Вот, об этом, и надо молиться, чтобы смочь».

Этой великой, угоднице божьей, и, подвижнице нашего времени, двадцатого, конца двадцатого века, был открыт Господом, и, день ее кончины. За несколько дней, она начала раздавать все посошки, которые были в ее келье, иконы. А, отцу Михаилу, скита-начальнику, она отдала свою схиму, раздавала книги, потому, что она предчувствовала день своей кончины. И, за день, сначала, парализовало одну сторону, потом, - другую. Приехали отпрыски, братья, совершили над ней таинство святого соборования. И, молились о ее выздоровлении. И, она, открыв глаза, тихонько, некоторым, сказала: «Даже, и, не молитесь. Домой. Домой».

И, о таких, светлых людях, как матушка Сепфора, хотелось бы завершить одним духовным стихотворением:
«Как высоко твоё, о человек, призванье -
От лика Божия на землю павший свет!
Есть всё в твоей душе, чем полно мирозданье,
В ней всё нашло себе созвучье и ответ.».
До, новых встреч, дорогие братья и сестры. И, Бог вам, в помощь. Аминь.